«Я Пушкин, но не Мусин!»

Лаишевский

смотритель

Среди жителей дореволюционного Лаишева долгие годы существовало предание о пребывании великого поэта в их городе. В «Москоских ведомостях» (№323 за 1901 год) была опубликована статья О.П.Суворова «Пушкин в Лаишеве», как раз основанная на этих преданиях. Описанный в газете случай вошёл в последующем в сборник руских исторических анекдотов об Александре Сергеевиче. Речь идёт о тех минутах, когда Пушкин 8 сентября 1833 года после полудня приехал в Лаишев и остановился у почтовой станции, чтобы получить свежих лошадей. Поэт торопливо выпрыгнул из тарантаса, вбежал на небольшое крыльцо и закричал: «Лошадей!»

Но никто не отозвался. Пушкин заглянул в три комнатки и, не найдя в них никого, нетерпеливо воскликнул: «Где же смотритель? Господин смотритель!..»

Появился заспанный лысый старичок в ситцевой рубашке и с пёстрыми подтяжками на брюках: «Чего изволите беспокоиться? Лошадей нет, и вам придётся обождать часов пять...»

Пушкин за долгую дорогу не раз уже слышал такое, и это привело его в ярость: «Как нет лошадей? Давайте лошадей! Я не могу ждать. Мне время дорого!»

Старичок хладнокровно прошамкал: «Я вам доложил, что лошадей нет! Ну и нет. Пожалуйте вашу подорожную...»

Пушкин серьёзно рассердился. Он нервно шарил в своих карманах, вынимая из них бумаги и засовывая их на место. Наконец, поэт подал что-то старичку и спросил: «Вы же кто будете? Где смотритель?»

Старичок медленно развернул бумагу: «Я сам и есть смотритель... По ка-зён-ной на-доб-нос-ти, - прочитал он затем протяжно и вдруг обратил внимание на фамилию проезжавшего. - Гм... Господин Пушкин!.. А позвольте вас спросить, вам не родственник будет именитый наш помещик, живущий за Камой, в Спасском уезде, его превосходительство господин Мусин-Пушкин?»

Поэт, рассеянно рассматривая висевшие на стене почтовые правила, быстро повернулся на каблуке к станционному смотрителю и внушительно продекламировал: «Я Пушкин, но не Мусин! / В стихах весьма искусен, / И крайне невоздержан, / Когда в пути задержан!.. Давайте лошадей!»

Возможно, именно после этого случая Александр Сергеевич записал в своей дорожной тетради три слова, позволяющие утверждать, что поэт был здесь: «Лаишев – город в шлафорке...» Шлафорка – это модный в те времена домашний халат, одеваемый утром после сна. Видимо, и сам городок показался Пушкину заспанным, как тот старичок на почтовой станции. А пушкиноведы посчитали также, что дорожная запись говорит о впечатлении сугубой провинциальности и неблагоустроенности, которое произвёл на поэта Лаишев.

Писатель Айдар Сахибзадинов в записках «Моя улица» описывает ещё одну версию приезда сюда Пушкина: «Ехал через "сонный" городок Лаишев. Перепугал начальство. Прилетел слух, что едет чиновник из Петербурга с высочайшим документом (оный в самом деле имелся: предписание императора о вспомошествии местных властей сочинителю А. Пушкину в поисках свидетельств о бунте Е. Пугачева). Возможно, там, в Лаишеве, и родилась идея "Ревизора", которую Пушкин подарил впоследствии Гоголю...»

Спасские

помещики

Как бы то ни было, лошадей Пушкин всё-таки получил и отправился на переправу через Каму, которая располагалась ниже Лаишева у села Табаево. Игорь Смольников в книге «Путешествие Пушкина в Оренбургский край», изданной в Москве в 1991 году, пишет, что лаишевские впечатления поэта рассеялись уже во время переправы на левый берег реки. Далее Пушкин ехал по широким просторам Спасского уезда. В одной из деревень, сообщает Смольников, поэта развеселила надпись на заборе: «Милости просим, добрые люди. Здесь есть овёс и сено». А рядом – на дощечке – намалёваны два мужика, взвешивающие на весах эти самые сено и овёс. Так тогда рекламировалась гостиница для проезжающих. Это могло быть в Измерях, где тоже находилась почтовая станция.

Затем коляска проехала Куралово. Влево от тракта, идущего на Спасск, дорога шла в село Бездна, в котором как раз и находилось имение Михаила Николаевича Мусина-Пушкина – того самого «именитого помещика, живущего за Камой». Человек он был известный в нескольких поволжских губерниях, потому как с 1827 года являлся попечителем Казанского учебного округа. На эту высокую должность в ранге заместителя министра просвещения России он был назначен указом императора Николая I.

У Александра Сергеевича и Михаила Николаевича был общий далёкий предок – Григорий Иванович Пушка. Но поэт почему-то с иронией относился всегда к этому родству. Ещё в стихотворении «Моя родословная», написанном в 1830 году, он как бы открестился от Мусиных-Пушкиных, сместив ударение в фамилии на второй слог и высказавшись вполне определённо: «Я грамотей и стихотворец, / Я Пушкин просто, не Мусин, / Я не богач, не царедворец, / Я сам большой: я мещанин…» Поэт противопоставил здесь две ветви одного и того же рода, одна из которых захирела, а другая, Мусины-Пушкины, получив графство, вошла в придворную аристократию. Не удивительно поэтому, что Александр Сергеевич, услышав от смотрителя в Лаишеве фамилию Мусина-Пушкина, отреагировал такой едкой эпиграммой.

Впрочем, поэт и в других ситуациях реагировал соответственно. К примеру, ещё на вечеринке в Казани к нему, по сохранившимся преданиям, подошла поэтесса Анна Александровна Наумова, помещичье имение которой находилось в селе Зюзино Лаишевского уезда. Ранее она издала поэтический сборник «Уединённая муза закамских берегов», а Пушкину решила показать рукопись, попросив вписать что-нибудь в тетрадь. Поэт бегло пролистал её и быстро написал: «Уединённая муза / Закамских берегов! / Ищи с умом союза / И не пиши стихов!»

Завернуть в Бездну и встретиться с помещиком Мусиным-Пушкиным у Александра Сергеевича желания, видимо, не возникло. А вот фамилия Молоствовых, которые владели многими поместьями в Спасском уезде, Пушкину была более по нраву. В лицейские годы в Царском Селе среди его близких приятелей находился офицер гусарского полка Памфамир Христофорович Молоствов, о котором поэт написал в нескольких своих стихотворениях. Юный поэт любил общество отчаянных гусаров, которые проводили свободное время в застольях и картёжных баталиях. Сохранилось предание, будто на одном таком кутеже Пушкин поспорил, что выпьет бутылку рома и не потеряет сознание. Пари он выиграл, потому что, выпив бутылку, хоть и не сознавал ничего, но сгибал и разгибал мизинец…

Памфамир Христофорович умер в Санкт-Петербурге в 1828 году, но во время поездки Пушкина в Поволжье имением Никольское на реке Бездне управлял его отец Христофор Львович Молоствов. А в тех же Измерях и Куралове, расположенных на почтовом тракте, поместьями владел Таврион Христофорович – родной брат Памфамира. Вполне возможно, что Пушкин мог навестить их и даже переночевать в молоствовском имении, откликнувшись на гостеприимство хозяев.

Мог поэт провести ночь с 8 на 9 сентября и в Спасске, куда он, учитывая проблемы с лошадьми и переправой, добрался бы только поздним вечером. Что тогда представлял из себя уездный городок? Об этом можно прочитать в казанском журнале «Заволжский муравей» за тот же 1833 год, в очерке «Поездка в Болгары и Билярск», под которым стоит подпись Р-нъ (видимо, так подписался издатель журнала, казанский историк Михаил Рыбушкин, который тоже встречался с Пушкиным в Казани, а ещё в юности поэт написал о нём эпиграмму). Автор писал, что Спасск является городком небольшим, домов примерно на двести. Из них не больше десятка можно было назвать порядочными, прочие представляли собой крестьянские избы. В городе существовала не бог весть какая больница, училище и при нём, как свидетельствовал Р-нъ,  «достаточная библиотека, физический и минеральный кабинеты».

Экскурсия

монаха

Главной причиной, побудившей Пушкина ехать в Симбирск через Спасский уезд, исследователи называют желание поэта посетить руины древнего города в Болгарах. На это, будто бы, его настроил казанский профессор Карл Фукс, коллекцию булгарских древностей которого Пушкин видел, когда был у него дома в гостях. Исследователь Игорь Смольников в своей книге попытался подробно представить, как утром 9 сентября поэт прибыл в Болгары…

Сначала коляска въехала в широкий проход в земляном валу, - сообщает Смольников. За валом открывалось поле, а в нём то там, то сям виднелись каменные полуразрушенные постройки. Ещё издали, только подъезжая к городищу, Пушкин увидел высокий столп – это был Большой минарет, который вверху, под шатровым навершием, окантовывали железные обручи. Ими стянули верх минарета ещё по распоряжению Петра I. Мавзолей напротив восточного фасада Соборной мечети был превращён в церковь Святого Николая. А в другом мавзолее устроили монастырский погреб.

Монах, водивший Пушкина по территории булгарской столицы, рассказал о том, как при постройке Успенской церкви собирали по всей округе древние надмогильные плиты и замуровывали их в кирпичную кладку фундамента. Спускался поэт и вниз, к речке Меленке, где на берегу можно было осмотреть остатки древней бани, сложенной из красного кирпича. Другая баня, в восточной части города, где проживала булгарская знать, неплохо сохранилась. Высота её центрального зала достигала трёх саженей. Но и здесь всё находилось в запустении – потолок и штукатурка стен обвалились, внутри сплошь рос чертополох.

Хорошо выглядел лишь Малый минарет, расположенный на отшибе, на кладбище. Вслед за монахом Пушкин поднялся по винтовой каменной лестнице на верхний ярус, с галерейки которого открывался великолепный вид на руины древнего города, православную церковь, село Болгары и заволжские дали. Внизу, пишет Смольников, паслись лошади, пощипывая травку среди развалин ханских усыпальниц.

Загадочная

встреча

После посещения Болгар Пушкина ничто уже не держало в Спасском уезде, и он поспешил дальше, к волжской переправе под Тетюшами. На тракте ему попался лишь один населённый пункт – деревня Комаровка в лугах на левобережье Волги. В Тетюшах поэт сменил лошадей и уже без остановок устремился в Симбирск, куда он прибыл в ночь с 9 на 10 сентября.

Известно, что Александр Сергеевич был неравнодушен к прекрасному полу, и новые встречи рождали в нём высокую поэзию. В его поволжском путешествии, видимо, тоже произошла незабываемая встреча с дамой сердца, о чём сохранилось поэтическое свидетельство. Это стихотворение он пометил в рукописи так: «1833, дорога, сентябрь». Вот оно: «Когда б не смутное влеченье / Чего-то жаждущей души, / Я здесь остался б – наслажденье / Вкушать в неведомой тиши: / Забыл бы всех желаний трепет, / Мечтою б целый мир назвал - / И всё бы слушал этот лепет, / Всё б эти ножки целовал…»

«Дорога» и «неведомая тишь» указывают на то, что «этот лепет» поэт слушал в своём сентябрьском путешествии где-то в глухой провинции. Может быть, у нас? И он «здесь остался б» навсегда, поддавшись минутному увлечению. Однако, в каком уголке Поволжья это произошло на самом деле, и кому посвятил Пушкин стихотворные строки – видимо, навсегда останется загадкой. Как, впрочем, и многое другое из его поволжского вояжа, в маршруте которого значились и несколько десятков вёрст по дорогам Спасского уезда.

Николай МАРЯНИН,

поэт и краевед.

НА ИЛЛЮСТРАЦИИ: А.С.Пушкин, портрет 1833 года (таким поэт появился в Спасском уезде, для достоверности не хватает разве что цилиндра на голове и отпущенных в дороге небольших усов).